Сергей Лифанов - Те Места, Где Королевская Охота[Книга 1]
Она подняла свечу повыше и осветила коридор, пытаясь понять, куда бы он мог пропасть.
На полу у двери комнаты Наоры валялся раздавленный коробок спичек.
Подозрение, закравшееся в голову Алики, было совсем крохотным, но она, не отводя глаз от коробка, постучалась к Наоре. Ей послышался за дверью шорох, но ответа не было. Она постучала еще раз — уже решительнее; шорох за дверью стал гораздо отчетливее и вдруг затих.
— Да-а? — послышался сонный голос, и Наора отворила дверь.
Наора старательно делала вид, что Алики ее разбудила, но это было даже смешно, потому что кто будет спать, не погасив света? Добро бы еще горела одна свеча на тумбочке у кровати, но в зеркале у противоположной стены удваивался зажженный трехсвечник, и такая иллюминация, несколько избыточная для маленькой комнаты, бесстыже освещала разбросанные женские и — а-га! — мужские вещи. Но даже если бы не этот беспорядок, если бы предательски не колыхнувшаяся штора, Алики все равно догадалась бы, что здесь произошло, потому что сама атмосфера в комнате была полна любви; полна до такой степени, что у Алики снова дрогнули колени, и где–то в ней едва слышно зазвучала тонкая трель окарины.
— Что случилось? — спросила Наора лениво. — Рет — Ратус требует меня к себе?
Тоже мне актриса погорелого театра!..
— Нет, успокойся, — усмехнулась Алики. — Я разыскиваю твоего соседа, господина Тенедоса, его ожидает господин Шут, а в его комнате никого нет… Ты не слышала, он не уходил? — Последнее Алики сказала очень громко, обращаясь скорее к шторе.
Штора не отреагировала.
— Ну… может, он спустился во двор? — вымучила из себя Наора.
— Ты думаешь? — задумчиво сказала Алики и подбросила носком туфли валяющиеся на полу брюки поближе к шторе. — Это идея! Пойду поищу…
Она вышла, аккуратно прикрыв дверь — и тут же припала к ней ухом. За стеной слышалось быстрое перешептывание, в котором Алики не различила ни слова, потом она услышала мужские шаги и прочие звуки, которые со всей очевидностью показывали, что кто–то — при этом вовсе не Наора — собирает разбросанные веши и торопливо одевается.
«А я‑то ее тихоней считала», — сказала себе Алики, запоздало удивляясь.
Она дунула на свечу, тряхнула головой, прогоняя навязчивые трели окарины, кинула огарок на полку и быстренько сбежала по ступенькам вниз.
Шут, заложив ногу на ногу, сидел возле стола с бокалом в руке.
— Господин Тенедос сейчас спустится, сударь, — доложила Алики, делая книксен, чтобы спрятать глаза.
18
Встревоженный Хастер лихорадочно одевался, путаясь в штанинах и рукавах. Шут требует к себе! Что еще за пакость приготовила ему судьба? Опять тайны Имперского Двора, заговоры… Тьфу!.. Он–то, Хастер, зачем понадобился?
Наора сидела на постели, тревожно глядя на него.
— Погоди, — вдруг сказала она. — Я пойду с тобой. — Она даже потянулась к вороху одежды.
Хастер, завязывая шнурки на башмаках, поднял голову:
— Не вздумай! Тебя еще там не хватало!
Он выпрямился, надел шелковый жилет, застегнулся, глянув в зеркало; поднял камзол и оглянулся на Наору. Она покусывала губы, лицо у нее было несчастное. Он отложил камзол и присел рядышком с ней. Его рука обняла прохладные тонкие плечи.
— Очень не хочется от тебя уходить, — сказал он. И повторил: — Очень…
Наора ткнулась головой ему под подбородок, задышала в шею, а он гладил ее по спине.
— Если что… — сказал он нетвердо. — Если что, то как мне тебя найти?
Наора щeкотно помотала головой, и у него дрогнуло сердце.
— Что, нельзя? — внезапно севшим голосом спросил он. Он чуть отодвинул ее от себя, и заглянул в глаза.
— Просто я не знаю, — тихо ответила она, — не знаю, где буду завтра.
— Кто знает? — он резко мотнул головой. — Эта… Алики?
Она опять покачала головой:
— Рет — Ратус.
— Да кто он такой этот ваш Рет — Ратус?! — почти выкрикнул Хастер со злостью.
— Не знаю, — еле услышал он.
Они помолчали. Хастер снова обнял ее.
— Как ты от него зависишь? — спросил Хастер уже негромко.
— Он мне платит.
— О Небеса! — Хастер едва не зарычал, и руки его нам миг стали жесткими, но тут же он постарался взять себя в руки. — Ладно, — голос его стал деловит, но нежности в нем, как ни странно, не убавилось. — Запомни: Политехническая Школа, Тенедосу Хастеру. Повтори. — Он подождал, пока Наора тихо повторит, кивнул. — Напишешь, когда определишься. И еще: гостиница «Герб с трилистником», или просто «Трилистник», это в конце Набережного Бульвара, знаешь, где?
Наора опять пощекотала распущенными волосами его подбородок, и, не выдержав, Хастер поцеловал ее затылок.
— Легко узнаешь. Спросишь у кого–нибудь, — уверил он. — Ты только попробуй дать мне знать, и я тебя разыщу. Так мне будет легче тебя разыскать, понятно?
Еще один кивок.
— Я все равно буду тебя искать, — сказал он. — Я тебя люблю, — и поцеловал ее уже по–настоящему, в чуть солоноватые губы. На душе у него было горько. Потому что надо было расставаться. Потому что все было так неопределенно. Потому что… потому что он, кажется, действительно любил.
Ее.
Он с трудом оторвался от Наоры, встал натянул камзол и стал застегиваться. Одной пуговицы не было. На жилете, кстати, тоже не хватало одной пуговицы — верхней. Да чего уж там — чудо, что остальное на месте.
— У тебя булавки не найдется?
— Что? — спросила она, потом поняла, сказала: — В сумочке.
Он повернулся, разыскивая сумочку, но Наора выскочила из постели, подбежала к вешалке в углу, сорвала с нее свою крохотную сумочку, больше похожую на кошелек, высыпала все содержимое на столик у зеркала и протянула ему булавку:
— На… Хотя нет, давай я сама.
Хастер не ответил, он просто смотрел на нее. А она старательно сколола ткань в нужном месте, провела руками по камзолу, будто разглаживая, и отступила на шаг. Хастер почему–то отвел взгляд, зашарил глазами вокруг, рванул на себя ящик столика, нашел какой–то гребешок, расчесал волосы. Потом, глядя только в зеркало, внимательно оглядел себя — кажется, с ним все было в порядке. Вот только в краешке зеркала… За своей спиной он видел ее; и она смотрела на него так, как будто он уходил навсегда.
У него заныло где–то под ложечкой, и он повернулся, ласково привлек ее к себе и поцеловал, лелея свою нежность к ней. Потом он ее отпустил и легонько подтолкнул к кровати:
— Ну–ка бегом, греться, простудишься! — прозвучало несколько наиграно, но она улыбнулась и села на кровать; зарываться в одеяло, однако, она не торопилась, наверное, чувствуя, что ему хочется смотреть на нее — смотреть на нее всю и ощущать, как опять поднимается его желание.
«О Небеса! — внутренне застонал Хастер. — Да ведь я так никогда не уйду!» — и поспешно сбежал в коридор.
Нащупывая ногой первую ступеньку лестницы, он притормозил себя: «Спокойствие, только спокойствие! Держите себя в руках, сударь! Вы не мальчишка, вы Внук Императора и все такое…», глубоко вдохнул, выдохнул, попробовал в уме найти корень квадратный из шестьсот двадцати пяти… не преуспел, глотнул, сплюнул и начал спускаться вниз. Как подобает.
Алики встретила его у лестницы, сделала быстренький книксен, шепнула укоризненно: «Вас уже давно ждут!». Он величественно хмыкнул в ответ — мол, ничего, подождут — и прошел мимо девушки в гостиную.
В комнате с камином он в первую голову увидел Шута Императора. Тот стоял посреди комнаты, потягивался, будто разминал тело; при появлении Хастера Шут замер, не докончив движения, и уставился на него с привычным наглым любопытством, будто на «диковину зверушку»; господин в коричневом костюме по–прежнему сидел в кресле возле камина; поодаль и как–то наособицу, отчужденно, сидел герцог Садал. Хастер его просто не узнал: герцог будто постарел сразу лет на двадцать и выглядел больным.
— А вот и наш ублюдок! — радостно воскликнул Шут, растопырив длиннющие свои руки, будто собираясь заключить Хастера в паучьи объятия. — Сладко, что ль, спалось?
Хастер, не обращая на него внимания, поклонился герцогу; герцог мрачно кивнул и только.
— Сейчас, дружок, мы поедем в Арафу, — сказал Шут. — Прогуляешься еще раз по парку.
Хастер удивился. Если бы Шут предложил ему встать на руки и в таком вот положении станцевать с ним менуэт, то Хастер удивился бы гораздо меньше — такие шуточки были как раз в его стиле. Но пройти второй раз по Парку Фейерверков… Это было что–то неслыханное! Хастер было открыл рот, чтобы достойно ответить, но вовремя сообразил, что это не шутка — это приказ.
— З–з–зачем? — выдавил он из себя. Потом поправился: — Один?
Шут проигнорировал его любопытство. Он взял со стула, стоящего в углу, пальто с пелериной, ткнул его Хастеру:
